Самара. Самарский край.

[eleka]

Любимый кинорежиссёр

Фильм Гараж в детстве Настя могла смотреть бесконечно, а доктор Женя Лукашин однажды её вылечил)
Юля же больше всего любит Служебный Роман)

[Алла]

Судя по фото, у нас в городе костел был похож, но увы, он был уничтожен...

[eleka]

Лена, нашла этот дом необыкновенного цвета

Ещё несколько фотографий

[ELEN-A]

Любимый кинорежиссёр

Как-будто он их и поджидал тут)
Отлично получилось! Он ведь и правда многим из нас как родной .


Ага, дом, он)
И ведь вот в чем еще дело, он среди всех выделяется.

Интересно ,а при прогулке по воде они заметили Дом со слонами? Видно ли его сейчас,наверное не видать,деревья.



Алла,я даже не знаю как нашему повезло, несказанно! И выстоял,и как хорош!


И такие красивые фотографии у этого дома!
И как же я рада ,что и он жив и здравствует!

Это рисунок архитектора , художника Вагана Гайковича Каркарьяна
Он очень ратовал за сохранение исторического города Самары.
«Когда великий виолончелист Мстислав Ростропович в последний, как оказалось, раз приезжал в наш город, его провезли по улицам старой Самары. Маэстро был потрясен: «Вам нужно, во что бы то ни стало, сохранить эту патриархальность. Такой уникальной атмосферы старины нет ни в одном городе мира». Ему ли, гражданину мира, этого не знать. Недавно Ростроповича не стало. Как, очевидно, скоро не останется ничего от старого города - города, подобного которому нет, и больше никогда не будет на Земле». (Из интервью В.Г. Каркарьяна.)

"Многих коренных самарцев Каркарьян научил любви к старой Самаре. Научил знать, понимать свой город, и в этом его большая заслуга.
Когда он работал над генпланом застройки Куйбышева, увидел, что город сверху напоминает гигантскую парящую птицу. Никто до него это не замечал. Клюв этой птицы — мыс у слияния рек Самара и Волга, глаз — Алексеевская площадь (ныне площадь Революции), а далее — крылья.
Каркарьян открыл «код» развития Самары:
— Каждый город имеет свой код развития, — говорил он. — Код нашего города, его потенциал заключен в форме птицы, которая очень динамична. Для Самары это развитие вдоль Волги. Птица летит над Волгой, и ее крылья все время растут, удлиняются в сторону Тольятти (Ставрополя-на-Волге). И очень жаль, что целые исторические слои сносятся и застраиваются высотками. Это нарушение линейного развития города, растущего, как слоеный пирог, слой за слоем, и не требующего сноса предыдущих слоев."

[Vorobei]

С удовольствием посмотрю и прочитаю про Самару. Желание огромное побывать в городах на Волге.. спасибо .

[Vestav]

Лена, какую тему затеяли! Всё-всё интересно: история, ссылки, фото.. личное восприятие особенно, непосредственное, детское и "детское"
Елена Владимировна

Ко мне первый живой, личностный интерес к волжским местам пришёл через творчество Петрова-Водкина. Сначала картины, потом и его литературные произведения, образные, особенно выстроенные. Хорошо у Кузьмы Сергеича получается и о высоком сказать, и о низком, и о самобытном, и о вседневном.
(Кликните, чтобы почитать, что спрятано под катом)...

"Самарская губерния вытянулась своими степями до Урала и до Астрахани. Полынью ароматились степи, изъеденные кое-где солончаковыми и серными болотами. Полыхали от жары летними ночами над степью безгрозовые молнии. В степи табуны лошадей, поедаемые слепнями, кумыс, кизяковая вонь, овшивевшая вода, осоловелые от скуки и мух помещики, и только в высоте над этим - благодатное приволье тянувшегося из Азии в Европу воздуха Гималаев..."
Кузьма Петров-Водкин.
Пространство Эвклида.

[ELEN-A]

Оксана
Значит должно сбыться) Непременно.


Вера
Вера,о да , Кузьма Сергеевич! Как он рассказывает! Как видит! Это потрясение еще и оттого ,что и нам возможно,благодаря этим его строчкам, прикоснуться и хоть немного увидать его зрением. Он таков во всем.
Как у него же в его воспоминаниях,он описывал разговор с Серовым,тот сказал ему ,что у него аппарат счастливый.
Надо найти эти строки. Это так верно сказано,но одно дело сейчаc это увидеть и оценить, другое дело тогда почувствовать. Внук или правнук бурлака. Ведь стоит только представить,что это за положение. Безысходность казалось бы.. А как ярко освещен его путь!

[Vestav]

Лена не хочу уводить от основной темы, потому под кат
(Кликните, чтобы почитать, что спрятано под катом)...

Да, у Петрова-Водкина особый интерес художника к человеческой натуре - телу, "аппарату", очень интересны рассуждения, и даже сам выбор слова - как отражение, характеристика эпохи. Аппарат - будто механическое устройство или система функций... какой сразу привкус времени)
Про Серова особо запомнилось вот это:
"Не любил В.А. модного, с кондачка, перенимания иностранщины.
- Европейцы - умный народ: научили они нас глаза таращить, так давайте ими свое высматривать".

[Таня Ситникова]

Лена! умница! с удовольствием буду заходить сюда в гости!
а даст Бог,и наяву свидимся!

[ELEN-A]

Таня, приходи пожалуйста, рада если тебе будет интересно.

Вера , а у меня тут и нет темы ,можно на любую заговорить,всё же вокруг самарского) Еще хотела сказать последовательности никакой,как и в жизни. Но ведь это у кого как..наверное)
Но тоже под кат сверну, длинно,вот этот отрывок:
(Кликните, чтобы почитать, что спрятано под катом)...

Возвращение в Россию было удручающим. Таможня выдала мне двести с лишним холстов моих работ, и сел я с ними на Каменноостровском в развалинах старого дома Иенсена.
Четыре года высидел среди напряженной художественной жизни Европы. Дикарем уединившись в мастерской на Монпарнасе, переоценил я и многое отбросил из полученного мною в русской школе.
С ученической старательностью проделал сотни этюдов по академиям Парижа и зарисовок, заново устанавливая мое отношение к натуре и изображению.
Я был полон впечатлений от Чимабуэ, Леонардо луврских - до Сезанна и Ван Гога; конкурирующая со мной молодежь стекалась туда из-за всех далей земного шара, мало-мальски затронутая европейской цивилизацией.
И вот, после этой кипучей атмосферы, критической к себе и другим работникам, очутиться в чиновничьей пустоте петербургских проспектов.
В те дни вспомнилось мне возвращение в Россию из Италии, ровно 50 лет тому назад, А.Иванова с его поразительными сокровищами, и трагическая его кончина на рубеже новых колоссальных замыслов.
Бескультурье живописное, и холодное безразличье, и злоба моей родины к ее детям, пробивающим новые пути, - момент был следующим: умчалась волна, поднятая в начале девятисотых годов дягилевским "Миром искусства".
Умирал несчастный Врубель. Реже и реже долетали из его клетки последние бредовые выкрики на клочках истрепанных бумажек. Его "Демон", распластанный на стене Третьяковской галереи, уже терял волшебство своего блеска.
Разрозненно выступала молодежь, перебарщивая импрессионизм и начала кубизма. Н. И. Кульбин на старости лет расправлял свои крылья, чтобы стать вождем живописных младенцев.
Декадентщиной еще несло изо всех щелей. Школы не было. В Академии, принятый для видимости омоложения оной в преподаватели, Я. Ционглинский казался отдушиной казенной школы, и так это больше казалось - по контрасту с остальной профессурой Академии.
Л. Бакст в студии Е.Н.Званцевой рафинировал "эстетику линии, образующей силуэт", предопределяя печатно пути живописи "от Человека к Камню".
В Москве в декадентской истоме доживало последние ресурсы "Золотое руно".
Одряхлел Савва Мамонтов и, путая даты, вспоминал птенцов своих Врубеля, Коровина, Шаляпина, давно покинувших гнездо Абрамцева.
И лишь на Знаменке седой, влюбленный в живопись юноша С.И. Щукин собирает диковины из боевой лаборатории Европы и страстно разъясняет бесконечным посетителям своих любимцев.
Первое живое слово, может быть со времен А.Иванова, выкрикивает этот ценитель живописного ремесла:
- Не красота, а тип. Вот это самое... Вот что важно... - заикаясь, повторял Сергей Иванович, бросал лозунг, раскрывающий новые перспективы для задыхающейся в болтовне молодежи. Мало кто в то недоброе время до конца уразумел это определение.
Посещаю мою Alma mater - Московскую школу. Встреча с Серовым.
Холодно здоровается со мной Валентин Александрович. Странно для учителя, а я был не из последних его учеников.
- Так... из Парижа... Ну, что же, офранцузились. Поругиваете нашего брата. Всех к черту - оставить на разводку Матисса.
Тут мне стало ясно: знамя, поднятое Щукиным, начало свое революционное дело. Молодежь щетинилась, переплескиваясь, как часто с ней бывает, за край смысла, становилась анархичной и отрицала всякую учебу. Серов, большой выдержки педагог и труженик в своем деле, болел за близкую ему молодежь, которая так доверчиво и восторженно десяток лет тому назад приняла его в руководство Московской школой, эта молодежь готова сорваться в хаос безделья и пробы на авось.
Дулся на меня В.А. до встречи с моими работами.

Спустя два года, помню, возвращались мы с Серовым с выставки, где был мой "Сон".
Маленького роста, коренастый, сутулый, шмыгая огромными ботами по тротуару Невскою проспекта, Валентин Александрович, по обычаю отрывисто и резко (даже в ласковости у него был резкий, ворчливый тон), заговорил:
- Да... Вы счастливый художник...
- Не потому ли, что возле "Сна" всероссийский скандал поднялся? - воскликнул я.
- Это глупости. Репин такой уж есть. Обольет. Подождите - умиляться начнет. За Репиным хвосты дрянные, всякие - заражают они Илью Ефимовича. Да... Не в этом дело, а вот аппарат у вас счастливый: глаз и воля... Берете вы натуру и из нее живопись делаете, а живопись только и убеждает в натуре.
- Ну, а у вас, Валентин Александрович?
- У меня, - он приостановился и как бы огрызнулся, - у меня аппарат фо-то-графический, на проверку, на подделку все прикидывает. Глаз дрянной. Да-с.
- Да это, может быть, просто честность особая?
- Что? Нет, милый мой художник, - это... это честное жульничество. Честное, потому что не виноват я в аппарате моем... Формулы натуры иные, чем формулы живописи, и только в формулах, присущих живописи, - полная ее выразительность, тогда это не болванки натуры, а искусство...
Происходил этот разговор в период подхода Серовым к "Иде Рубинштейн", к "Навзикае".
Передо мной развернулась драма этого замкнутого, напряженного в исканиях Живописи человека, попавшего в заколдованный крут натурализма. И он бросался в крайности; отыскивая материалы для живописи, он попадал на готовые формулы более счастливых, по его мнению, товарищей - от Репина, Цорна до Бакста.

[Алла]

Вот, и Петров-Водкин у нас общий, и Алексей Толстой - Хвалынск теперь в нашей губернии, удивительный городок, в котором выросло такое мощное поколение художников. Они не известны, как их великий предшественник, кое-кто покрутился в столицах и вернулся в родные места, кто-то и не уезжал никуда, продолжая работу дома, уча детей, кто-то посвятил жизнь изучению родных мест, в ущерб живописи. Не называю имен, я в теме про провинциальные городки рассказывала о них. Толстой родился в нынешнем Пугачеве, который тоже теперь "достался" нам.

[ELEN-A]

Алла, мы так близки и рядом расположены,что у нас связано многое и многое. А областные границы что? Их туда-сюда двигают и всего лишь. Волга, небо ,всё у нас едино. А всё же разнимся немного.. Оттого и хочется самой увидать и ощутить)

А это выражение :
"Европейцы - умный народ: научили они нас глаза таращить, так давайте ими свое высматривать".
отозвалось во мне песнями-стихами Абрамова-Ширяевца.
Тем более недавно возили в те края детей, там неподалеку смотровая площадка,ну и в музей заехали конечно,дочь еще не была в нем.
В Ширяево рядом с музеем Репина, дом-музей купца-Вдовина и два дома-музея Ширяевца. Небольшие крестьянские дома, в одном он родился ,в другом рос.
Тут подробнее о музее https://chronograph.livejournal.com/79313.html
Без ссылок никак,я сама очень мало фотографирую в музеях, вот тут у дома -колыбели его.

Наша жизнь -это подвешенный шаг в пустоте. Тонино Гуэрра

Александр Ширя́евец (настоящее имя Александр Васильевич Абра́мов; (2 апреля (14 апреля) 1887, село Ширяево, Симбирская губерния — 15 мая 1924, Москва) — русский поэт серебряного века, один из представителей новокрестьянских поэтов.
Тут про него подробнее : http://esenin.ru/o-esenine/okruzhenie-e ... hiriaevtca

С Джиокондами,
Да с Роландами,
Да с Мадоннами,
Хороводитесь
У чужих морей,
В чужой славушке
Зябко греетесь! --
Али нет у нас
Свет-Забавушки --
Той Путятишны,
Ильи Муромца,
Богородицы,
Волги-матушки,
Златоцветовой
Своей славушки?..

№ 1 журнала «Друг народа» в 1915 году одновременно были напечатаны стихотворения: «Узоры» Сергея Есенина и «Хоровод» Александра Ширяевца. После публикации Есенин шлёт последнему в Ташкент письмо: «Извините за откровенность, но я вас полюбил с первого же мной прочитанного стихотворения… Вы там вдалеке так сказочны и прекрасны… Со стихами моими вы ещё познакомитесь. Они тоже близ вашего духа…»

Жаль аромат не передается. Как там пахнет! Благодаря и этим сухоцветам тоже и запах старины, но не отталкивающий.

России
Давно-давно на подвиг славный
Богатыри не мчатся вскачь,
И горше плача Ярославны
Твой заглушённый тихий плач...
Не злым врагом, не в поле ратном
Твой щит старинный дерзко смят, --
В краю родном ножом булатным
Сыны любимые разят!
Как зверь, метнувшийся из чащи,
Бегут они, и дик их зов,
И отдают рукой дрожащей --
Дары отважных Ермаков...
Да что дары: твой крест нательный
Они заложат под галдёж!
И плачешь ты в тоске смертельной,
И клича мининского ждёшь...
-- Ужель не будет светлой яви,
Ужель последний час настал?..
-- Избави, Господи, избави!
Спаси, Угодник, как спасал!
Ноябрь 1917

Моя королева - Русь,
Лесная, речная, Степная!
Все сказы ею наизусть
Я знаю, её лишь не знаю!
Клады заклятые свои
Издревле хранит она строго...
Не знали и деды мои,
Быть может, не выдаст и Богу...
За Птицей чудесной я мчусь,
Запевы я Сирина чую!
Моя королева - Русь!
Ей песни и жизнь отдаю я!

После издания в 1915—1917 годах четырёх сборников поэзии литературный критик В. Ходасевич упрекнул поэта в том, что тот воспевает народ, которого «скоро не будет»: «…быт наших стихов уже почти кончен, возврата к нему не будет. Прощайтесь-ка с ним — да и в дорогу!». В ответном письме Александр Ширяевец ответил:
И что прекраснее: прежний Чурила в шёлковых лапоточках с припевками да присказками, или нынешнего дня Чурила, в американских щиблетах, с Карлом Марксом или «Летописью» в руках, захлёбывающийся от открывающихся там истин?.. Ей-богу, прежний мне милее!.. Ведь не так-то легко расстаться с тем, чем жили мы несколько веков! Да и как не уйти в старину от нынешней неразберихи, ото всех этих истерических воплей, называемых торжественно «лозунгами»… Может быть, чушь несу я страшную, это всё потому, что не люблю я современности окаянной, уничтожившей сказку, а без сказки какое житьё на свете?..


На чужбине невеселой
Эти песни я пою.
Через горы, через долы
Вижу родину свою:
Жегули в обновах вешних,
Волга... Улица села...
В церковь, солнышка утешней,
Ты лебедкою плыла...
- Не найти нигде чудесней
Русых кос и синих глаз!
Из-за них Кольцовской песней
Заливался я не раз...
Я ушел... я ждал иного,
Не к сохе влеклась рука...
И уплыл... А ты с крутого
Мне махала бережка...
На сторонке чужедальней
Позабыть тебя не мог...
Снится грустный взгляд прощальный,
Вижу беленький платок...
Что сулит мне воля божья?
Ворочусь ли я назад?
- Пусть к родимому Поволжью
Песни звонкие летят!

Ширяево, август 2018 г.
То побережье Волги еще славится яблоками, когда-то всё было в яблоневом цвету.
Но эти с моего сада.

[ELEN-A]

Вид со Стрельной горы

Волшебный платочек.(Предание)
На берегу Волги, в Жигулевских горах, что будет пониже села Старо-Отважного, бывал и Стенька Разин.
Он встречал на Волге суда купеческие, которые водили по воде бурлаки. Сидит, бывало, он на берегу и молчит, положив ноги одна на другую, поджидая купеческие суда.
Вот далеко-далеко показалось судно, которое все ближе подходит к шатру атамана. Бурлаки нагнулись вперед, выбиваясь изо всех сил, волоча лямкой через плечо судно вверх по воде, против течения. Только поравнялись бурлаки, как грозный атаман дает команду: «Лен!»
Услышав команду, бурлаки все до единого ложатся на землю, не смея ослушаться приказания грозного атамана. Недолго думая, вынимает из кармана Степан Разин свой чудесный платочек, садится на него и едет на нем к купцу — хозяину судна.
Забирает к себе грозный атаман подать и возвращается на платочке своем на прежнее место.
Бывало и так, что иногда по Волге проходило вниз судно купеческое. Но не задумывался долго и над этим делом грозный атаман. Стоило ему лишь повернуть погон в нужную сторону, как судно начинает вертеться само собою и приближаться к берегу.
Смело входит тогда Разин на судно, расправляется с купцом, а гребцов и бурлаков с судна приглашает к себе в гости отведать хлеба-соли.
из книги "Жемчужины Жигулей"



На берегу Волги

[Ratablanca]

Елена, это Вам - за рассказ о "чудесном платочке" и за сам платочек

[Chispa]

ELEN-A, Леночка, красив ваш край! Живописный!
Прочитала всё залпом. Очень тронул рассказ Репина о Федоре Васильеве. В молодости, помню, была потрясена талантом этого молодого художника, так рано ушедшим из жизни. "Мокрый луг" его незабываем.
Вы знаете, я на многое сейчас смотрю глазами стороннего наблюдателя, например, глазами моего мужа...ему очень нравится природа России...и после посещения её, как он каждый раз говорит, не перестаёт удивляться глубине и мощному потенциалу нашей земли, культуры, людей... иногда он смотрит на меня как на впервые увидевшую и восклицает: "Господи, какие же вы русские дикие и иррациональные!" (предупреждаю, salvaje в испанском языке и в данном контексте означает нечто мощное, языческое и достойное восхищения). И каждый раз как мы бываем в Москве, тянет меня в Третьяковку. Русская живопись стала для него настоящим откровением. И действительно, на мой взгляд, нет ей аналогов.
Приезжайте в Мадрид! Сходим на Веласкеса