Любимые стихи

[Окс4]

Андрей Белый
Укор

Кротко крадешься креповым трэном,
Растянувшись, как дым, вдоль паркета;
Снеговым, неживым манекеном,
Вся в муар серебристый одета.

Там народ мой — без крова; суровый
Мой народ в униженье и плене.
Тяжелит тебя взор мой свинцовый.
Тонешь ты в дорогом валансьене.

Я в полях надышался свинцами.
Ты — кисейным, заоблачным мифом
Пропылишь мне на грудь кружевами,
Изгибаясь стеклярусным лифом.

Или душу убил этот грохот?
Ты молчишь, легкий локон свивая.
Как фонтан, прорыдает твой хохот,
Жемчуговую грудь изрывая.

Ручек матовый мрамор муаром
Задымишь, запылишь. Ты не слышишь?
Мне в лицо ароматным угаром
Ветер бледнопуховый всколышешь.
1909


Асе

Едва яснеют огоньки.
Мутнеют склоны, долы, дали.
Висят далекие дымки,
Как безглагольные печали.

Из синей тьмы летит порыв...
Полыни плещут при дороге.
На тучах — глыбах грозовых -
Летуче блещут огнероги.

Невыразимое — нежней...
Неотразимое — упорней...
Невыразимы беги дней,
Неотразимы смерти корни.

В горючей радости ночей
Ключи ее упорней бьются:
В кипучей сладости очей
Мерцаньем маревым мятутся.

Благословенны: — жизни ток,
И стылость смерти непреложной,
И — зеленеющий листок,
И — ветхий корень придорожный.
1916


Карма

Н. А. Григоровой

1

Мне грустно... Подожди... Рояль,
Как будто торопясь и споря,
Приоткрывает окна в даль
Грозой волнуемого моря.

И мне, мелькая мимо, дни
Напоминают пенной сменой,
Что мы — мгновенные огни -
Летим развеянною пеной.

Воздушно брызжут диcканты
В далекий берег прежней песней.
И над роялем смотришь ты
Неотразимей в чудесней.

Твои огромные глаза!
Твои холодные объятья!
Но — незабытая гроза -
Твое чернеющее платье.

2

Мы — роковые глубины,
Глухонемые ураганы, -
Упали в хлынувшие сны,
В тысячелетние туманы.

И было бешенство огней
В водоворотах белой пены.
И — возникали беги дней,
Существований перемены.

Мы были — сумеречною мглой,
Мы будем — пламенные духи.
Миров испепеленный слой
Живет в моем проросшем слухе.

3

И знаю я; во мгле миров:
Ты — злая, лающая Парка,
В лесу пугающая сов,
Меня лобзающая жарко.

Ты — изливала надо мной
Свои бормочущие были
Под фосфорической луной,
Серея вретищем из пыли.

Ты, возникая из углов,
Тянулась тенью чернорогой,
Подняв мышиный шорох слов
Над буквой рукописи строгой.

И я безумствовал в ночи
С тысячелетнею старухой;
И пели лунные лучи
В нее расширенное ухо.

4

Летучим фосфором валы
Нам освещают окна дома.
Я вижу молнии из мглы.
И — морок мраморного грома.

Твое лучистое кольцо
Блеснет над матовою гаммой;
И — ночи веют мне в лицо
Своею черной орифламмой.

И — возникают беги дней,
Существований перемены,
Как брызги бешеных огней
В водоворотах белой пены.

И знаю я: во мгле миров
Ты — злая, лающая Парка,
В лесу пугающая сов,
Меня лобзающая жарко.

5

Приемлю молча жребий свой,
Поняв душою безглагольной
И моря рокот роковой,
И жизни подвиг подневольный.
1917


Георгий Шенгели
Словарь

Коринф. Коричневый. Коринка. Карий.
Колье гортанно прозвучавших слов.
Отраден мой сегодняшний улов:
Мир и словарь,—как море и акварий.

Разглядывай резьбу радиолярий
Не под покровом громовых валов,
Но в хрустале недвижимых слоев,
И бережливым будь, что антикварий.

Так в малом целый познается мир.
Так в блеске золота раскрыт Офир,
И слово легкое—стигмат вселенной.

Люблю слова, певучую их плоть:
Моей душе, неколебимо пленной,
Их вестниками воли шлет Господь.
1917

[sibirka]

* * *
Колодец вырыт был давно.
Все камнем выложено дно,
А по бокам, пахуч и груб,
Сработан плотниками сруб.
Он сажен на семь в глубину
И уже видится ко дну.
А там, у дна, вода видна,
Как смоль, густа, как смоль, черна.
Но опускаю я бадью,
И слышен всплеск едва-едва,
И ключевую воду пьют
Со мной и солнце и трава.
Вода нисколько не густа,
Она, как стеклышко, чиста,
Она нисколько не черна
Ни здесь, в бадье, ни там, у дна.

Я думал, как мне быть с душой
С моей, не так уж и большой:
Закрыть ли душу на замок,
Чтоб я потом разумно мог
За каплей каплю влагу брать
Из темных кладезных глубин
И скупо влагу отдавать
Чуть-чуть стихам, чуть-чуть любви!
И чтоб меня такой секрет
Сберег на сотню долгих лет.
Колодец вырыт был давно,
Все камнем выложено дно,
Но сруб осыпался и сгнил
И дно подернул вязкий ил.
Крапива выросла вокруг,
И самый вход заткал паук.
Сломав жилище паука,
Трухлявый сруб задев слегка,
Я опустил бадью туда,
Где тускло брезжила вода.
И зачерпнул - и был не рад:
Какой-то тлен, какой-то смрад.

У старожила я спросил:
- Зачем такой колодец сгнил?
- А как не сгнить ему, сынок,
Хоть он и к месту, и глубок,
Да из него который год
Уже не черпает народ.
Он доброй влагою налит,
Но жив, пока народ поит.-
И понял я, что верен он,
Великий жизненный закон:
Кто доброй влагою налит,
Тот жив, пока народ поит.
И если светел твой родник,
Пусть он не так уж и велик,
Ты у истоков родника
Не вешай от людей замка.
Душевной влаги не таи,
Но глубже черпай и пои!
И, сберегая жизни дни,
Ты от себя не прогони
Ни вдохновенья, ни любви,
Но глубже черпай и живи!

Владимир Солоухин, "Колодец", 1949

[Окс4]

Варвара Малахиева

Душа моя – свечечка малая
Перед иконою Спасителя темною.
Сегодня она пасхальная, алая,
Вчера была – страстная, зеленая.

Вчера омыло ее покаяние,
Омыло чистой водой, нетленною,
И стало радостью испытание,
И радость стала совершенною.

Лучится мой дух, слезами теплится,
Огарочек малый перед иконою.
Сейчас догорит и опять засветится
Страстной – покаянной свечой зеленою.
1914

[LyubovValerevna]

На улице — дождик и слякоть,
Не знаешь, о чем горевать.
И скучно, и хочется плакать,
И некуда силы девать.
Глухая тоска без причины
И дум неотвязный угар.
Давай-ка, наколем лучины,
Раздуем себе самовар!
Авось, хоть за чайным похмельем
Ворчливые речи мои
Затеплят случайным весельем
Сонливые очи твои.
За верность старинному чину!
За то, чтобы жить не спеша!
Авось, и распарит кручину
Хлебнувшая чаю душа!

А.Блок.

[Окс4]

Борис Пастернак
Осень

Я дал разъехаться домашним,
Все близкие давно в разброде,
И одиночеством всегдашним
Полно всё в сердце и природе.

И вот я здесь с тобой в сторожке.
В лесу безлюдно и пустынно.
Как в песне, стежки и дорожки
Позаросли наполовину.

Теперь на нас одних с печалью
Глядят бревенчатые стены.
Мы брать преград не обещали,
Мы будем гибнуть откровенно.

Мы сядем в час и встанем в третьем,
Я с книгою, ты с вышиваньем,
И на рассвете не заметим,
Как целоваться перестанем.

Еще пышней и бесшабашней
Шумите, осыпайтесь, листья,
И чашу горечи вчерашней
Сегодняшней тоской превысьте.

Привязанность, влеченье, прелесть!
Рассеемся в сентябрьском шуме!
Заройся вся в осенний шелест!
Замри или ополоумей!

Ты так же сбрасываешь платье,
Как роща сбрасывает листья,
Когда ты падаешь в объятье
В халате с шелковою кистью.

Ты — благо гибельного шага,
Когда житье тошней недуга,
А корень красоты — отвага,
И это тянет нас друг к другу.
1949

[Окс4]

сентябрь

[Окс4]

Валерий Брюсов
Во мне

Воспоминанья стран, — вопль водопадов,
Взлет в море волн, альпийских трещин жуть,
Зной над Помпеями, Парижа адов
Котел, за степь гремящей тройки путь.
Все, — и провал в палящие полотна
Да Винчи, мраморный вздох Афродит,
Разливы книг с их глубиной болотной,
Дум молнии, цифр гибельный гранит.
Все, — Город Вод, с блистаньем орихалка,
С нагой Иштар, где смерть, в подземный плен,
В мечты Геракла, где Омфалы прялка,
За Одиссеем в знойный зов сирен.
Вас, также вас, — костры ночей изжитых,
Двоим один, слов не обретший, бред,
Губ хрипло слипших, рук несыто слитых,
Дорог сквозь тайны радиевый след.
Вас, вас еще, — часы трудов державных,
Восторг стихов, вдаль вскинутые сны,
Вас, миги зоркостей, слепых и явных,
Горн революций, пестрый плащ войны.
Все, все во мне, круги живых вселенных,
Преображенных, вновь зажженных мной,
Корабль сокровищ, от мостов мгновенных
Влекомый в вечность роковой волной.
1920

[ANNI]

ИВАН БУНИН

ЗАБЫТЫЙ ФОНТАН

Рассыпался чертог из янтаря,
Из края в край сквозит аллея к дому.
Холодное дыханье сентября
Разносит ветер по саду пустому.

Он заметает листьями фонтан
Взвевает их, внезапно налетая,
И, точно птиц испуганная стая,
Кружат они среди сухих полян.

Порой к фонтану девушка приходит,
Влача по листьям спущенную шаль,
И подолгу очей с него не сводит.

В её лице застывшая печаль,
По целым дням она как призрак бродит,
А дни бегут... Им никого не жаль.

1902


НА ПЛЮЩИХЕ

Пол навощен, блестит паркетом.
Столовая озарена
Полуденным горячим светом.
Спит кот на солнце у окна.

Мурлыкает и томно щурит
Янтарь зрачков, как леопард,
А бабушка — в качалке, курит
И думает: " Итак, уж март!

А там и праздники, и лето,
И снова осень..." Вдруг в окно
Влетело что-то, — вдоль буфета
Мелькнуло светлое пятно.

Зажглось, блеснув, в паркетном воске —
И вновь исчезло... Что за шут?
А! это улицей подростки,
Как солнце, зеркало несут.

И снова думы: "Оглянуться
Не успеешь — года нет... "
А в окна, сквозь гордины, льются
Столбы лучей, горячий свет,

И дым ленивою куделью
Сливаясь с светлой полосой,
Синеет, тает... Как за елью
В далекой просеке, весной.

<1906-1907>

А шаль сентябрьская Душистый табак
с льняною каймой
и бахромой

[Окс4]

Анна!

Мне снится: карлик я. Меня скрывают травы;
Так страшно: крот — медведь, оса — крылатый тигр.
Вот жук, огромный жук, лоснящийся, лукавый;
Вот лягушат семья; боюсь их сонных игр…

Кто примет странника, кто сердце успокоит?
Там, где вчера упал березовый листок,
Там в келье молится мохнатый червячок;
Я постучусь к нему: он добрый, он откроет…
1922
Владимир Набоков

[ANNI]

Оксана

***
ИВАН БУНИН

В АРХИПЕЛАГЕ

Осенний день в лиловой крупной зыби
Блистал как медь. Эол и Посейдон
Вели в снастях певучий долгий стон,
И наш корабль нырял подобно рыбе.

Вдали был мыс. Высоко на изгибе,
Сквозя, стоял неровный ряд колонн.
Но песня рей меня клонила в сон —
Корабль нырял в лиловой крупной зыби.

Не все ль равно, что это старый храм,
Что на мысу забытый портик Феба!
Запомнил я лишь ряд колонн да небо.

Дым облаков курился по горам,
Пустынный мыс был схож с ковригой хлеба.
Я жил во сне. Богов творил я сам.

12.VIII.08

[Окс4]

А шаль сентябрьская Душистый табак
с льняною каймой
и бахромой

Анна, волшебно! всплохи и непрерываемое движение цветиков букета (по фото архива).
Со мной " Милый образ". Обожаю ))

Валерий Брюсов
ПРЕДАНИЕ О ЛУНЕ
(баллада)

В старинном замке Джен Вальмор
Чуть ночь — звучат баллады.
К. Бальмонт.

В былые дни луна была
Скиталицей-кометой,
С беспечной вольностью плыла
От света и до света.
Страна цветов, она цвела,
Вся листьями одета.
* * *
Там жили семьи, племена
Таинственных растений.
Им Богом мысль была дана
И произвол движений,
И шла меж царствами война,
Бессменный ряд сражений.
* * *
Трава глушила злобный лес,
Деревья мяли траву,
Душитель-плющ на пальму лез,
Шли ветви на облаву…
И ночью пред лицом небес
Шумели все про славу.
* * *
И в день заветный, в мире том
(Конечно, словом Божьим)
Возрос цветок — смешной стеблём,
На братьев непохожим.
И, чуждый браням, жил он сном,
Всегда мечтой тревожим.
* * *
Он грезил о ином цветке
Во всём себе подобном,
Что дремлет, дышит — вдалеке,
На берегу несходном,
И смотрится сквозь сон в реке
С предчувствием бесплодным.
* * *
И в эти дни вошла луна
В тот мир, где солнце властно,
И песнь планет была слышна
Хвалой единогласной,
Но с ней как чуждая струна
Сливался зов неясный.
* * *
Да! кто-то звал! да, кто-то смел
Нарушить хор предвечный,
Пел о тщете великих дел,
О жажде бесконечной,
Роптал, что всем мечтам предел
Так близко — пояс млечный.
* * *
Да! кто-то звал! да, кто-то пел
С томленьем постоянства;
И на цветке в ответ горел
Узор его убранства.
И вдруг, нарушив тяжесть тел,
Он ринулся в пространство.
* * *
Тянулся он и рос, и рос,
Качаясь в тёмных безднах,
Доныне отблеск вольных грёз
Дрожит в пучинах звездных.
А братья жили шумом гроз —
Забытых, бесполезных.
* * *
И вдруг, ему в ответ, — вдали
Другой качнулся стебель.
Кто звал его, — цветок с земли, —
Повис в пучине ль в небе ль?
И две мечты свой путь нашли:
Сплелся со стеблем стебель.
* * *
Восторгом пламенным дана
Победа — связи тленной.
Стеблём цветка укреплена,
Луна осталась пленной.
И с этих пор до нас — она
Наш спутник неизменный.
* * *
Цветы истлели в должный миг,
В веках давно пройдённых,
Но жив тот свет, что раз возник
В мирах соединённых.
И озаряет лунный лик
Безумных и влюблённых.
1900

[Окс4]

Георгий Адамович


* * *
"…может быть залог".
Пушкин

"О, если правда, что в ночи…"
Не правда. Не читай, не надо.
Все лучше: жалобы твои,
Слез ежедневные ручьи,
Чем эта лживая услада.

Но если… о, тогда молчи!
Еще не время, рано, рано.
Как голос из-за океана,
Как зов, как молния в ночи,
Как в подземельи свет свечи,
Как избавление от бреда,
Как исцеленье… видит Бог,
Он сам всего сказать не мог,
Он сам в сомненьях изнемог…
Тогда бессмер… молчи!.. победа,
Ну, как там у него? "залог".


* * *
Да, да… я презираю нервы,
Истерику, упреки, все.
Наш мир – широкий, щедрый, верный,
Как небеса, как бытие.

Я презираю слезы, – слышишь?
Бесчувственный я, так и знай!
Скажи, что хочешь… тише, тише…
Нет, имени не называй.

Не называй его… а впрочем
Все выдохлось за столько лет.
Воспоминанья? Клочья, клочья.
Надежды? Их и вовсе нет.

Не бойся, я сильней другого,
Что хочешь говори… да, да!
Но только нет, не это слово
Немыслимое:
никогда.


* * *
Один сказал: "Нам этой жизни мало".
Другой сказал: "Недостижима цель".
А женщина привычно и устало,
Не слушая, качала колыбель.

И стертые веревки так скрипели,
Так умолкали, – каждый раз нежней! –
Как будто ангелы ей с неба пели
И о любви беседовали с ней.


"Единство" (1967)

[ANNI]

А. Белый

Прошлому

Сентябрьский, свеженький денек.

И я, как прежде, одинок.
Иду — бреду болотом топким.
Меня обдует ветерок.
Встречаю осень сердцем робким.

В ее сквозистую эмаль
Гляжу порывом несогретым.
Застуденеет светом даль, —
Негреющим, бесстрастным светом.

Там солнце—блещущий фазан—
Слетит пурпурный хвост развеяв;
Взлетит воздушный караван
Златоголовых облак— змеев.

Душа полна: она ясна.
Ты и утишен, и возвышен.
Предвестьем дышит тишина.
Все будто старый окрик слышен, —

Разгульный окрик зимних бурь,
И сердцу мнится, что — навеки.
Над жнивою тогда лазурь
Опустит облачный веки.

Тогда слепые небеса
Косматым дымом даль задвинут;
Тогда багрянец древеса,
Вскипая, в сумрак бледный кинут.

Кусты, вскипая, мне на грудь
Хаосом листьев изревутся;
Подъятыми в ночную муть
Вершинами своими рвутся.

Тогда опять тебя люблю,
Остановлюсь и вспоминаю.
Тебя опять благословлю,
Благословлю — за что не знаю.

Овеиваешь счастьем вновь
Мою измученную душу.
Воздушную твою любовь,
Благословляя, не нарушу.

Холодный, тёмный вечерок.
Не одинок, и одинок.

Февраль 1907

[Окс4]

А. Белый

Прошлому

Сентябрьский, свеженький денек.

...Там солнце—блещущий фазан—
Слетит пурпурный хвост развеяв;
Взлетит воздушный караван
Златоголовых облак— змеев...

Февраль 1907

Анечка!
О змее - ослепительном чудовище
и Вольге Святославовиче - персонаже русских былин; способном к оборотничеству и умению понимать язык птиц и зверей.
И о загадке Гумилева :одна невеста ( красавица с кожей молочной белизны) все-таки выжила и стала матерью Вольги и богатырь является сыном Змея, на которого он собрался охотиться (?)

Змей
Ах, иначе в былые года
Колдовала земля с небесами,
Дива дивные зрелись тогда,
Чуда чудные деялись сами...

Позабыв Золотую Орду,
Пестрый грохот равнины китайской,
Змей крылатый в пустынном саду
Часто прятался полночью майской.

Только девушки видеть луну
Выходили походкою статной,-
Он подхватывал быстро одну,
И взмывал, и стремился обратно.

Как сверкал, как слепил и горел
Медный панцирь под хищной луною,
Как серебряным звоном летел
Мерный клекот над Русью лесною:

"Я красавиц таких, лебедей
С белизною такою молочной,
Не встречал никогда и нигде,
Ни в заморской стране, ни в восточной.

Но еще ни одна не была
Во дворце моем пышном, в Лагоре:
Умирают в пути, и тела
Я бросаю в Каспийское море.

Спать на дне, средь чудовищ морских,
Почему им, безумным, дороже,
Чем в могучих объятьях моих
На торжественном княжеском ложе?

И порой мне завидна судьба
Парня с белой пастушеской дудкой
На лугу, где девичья гурьба
Так довольна его прибауткой".

Эти крики заслышав, Вольга
Выходил и поглядывал хмуро,
Надевал тетиву на рога
Беловежского старого тура.
1915
Николай Гумилев

[ANNI]

Оксана

Встречный взгляд
Танка

Медовый цветик сада
Шлет цветику свой стих...
Две пчелки вылетают
Из венчиков: два взгляда
Перекрестились в них.
май 1918


Тело стихий

В лепестке лазурево-лилейном
Мир чудесен.
Всё чудесно в фейном, вейном, з м е й н о м Мире песен.

Мы — повисли,
Как над пенной бездною ручей.
Льются мысли
Блесками летающих лучей.

октябрь 1916

Розовея, угасающих,
Над заливом сейчас
Лучей...
сентябрь 2024
закат над Комарово